(1) В любое про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, без со­мне­ния, вло­же­на душа и серд­це его со­зда­те­ля. (2) В филь­ме или спек­так­ле всё может быть не­на­сто­я­щим, бу­та­фор­ским: стены ком­на­ты, об­ста­нов­ка, вещи, од­на­ко же чув­ства ху­дож­ни­ка, его же­ла­нья, его раз­ду­мья все­гда на­сто­я­щие, под­лин­ные. (3) Они-то как раз и со­став­ля­ют осо­бую силу ис­кус­ства, спо­соб­ную рас­тро­гать и рас­ше­ве­лить са­мо­го сдер­жан­но­го че­ло­ве­ка. (4) Сколь­ко раз вы могли ви­деть, как после окон­ча­ния ки­но­кар­ти­ны вста­ют со своих мест зри­те­ли с ещё не про­сох­ши­ми сле­за­ми на гла­зах! (5) Сколь­ко раз, ве­ро­ят­но, вы и сами за­ли­ва­лись не­удер­жи­мым сме­хом, ни­сколь­ко не сму­ща­ясь тем, что во­круг вас сидят чужие люди.

(6) Мы по­то­му-то и любим ис­кус­ство, что оно за­хва­ты­ва­ет нас, обост­ря­ет наши чув­ства, по­буж­да­ет нас ста­но­вить­ся лучше, за­став­ля­ет стре­мить­ся к свет­лым и бла­го­род­ным целям. (7) По­сти­гая «веч­ное» и «не­пре­взойдённое», мы, кроме того, на­чи­на­ем ве­рить в то, что и в каж­дом из нас за­ло­же­но то пре­крас­ное, к чему зовёт нас ис­кус­ство.

(8) По моему глу­бо­ко­му убеж­де­нию, ис­кус­ство учит и вос­пи­ты­ва­ет не толь­ко зри­те­лей, но и са­мо­го ху­дож­ни­ка, твор­че­ский путь ко­то­ро­го тру­ден и тер­нист и не­ред­ко при­но­сит огор­че­ния и глу­бо­кие разо­ча­ро­ва­ния. (9) Как и во мно­гих дру­гих про­фес­си­ях, ра­бо­та твор­че­ско­го че­ло­ве­ка, без­услов­но, тре­бу­ет от него са­мо­от­вер­жен­но­сти, пол­но­го на­пря­же­ния всех сил. (10) Она за­би­ра­ет всё его время, все силы, но зато (я в этом уве­рен!) даёт ему ощу­ще­ние не­обы­чай­ной пол­но­ты и раз­но­об­ра­зия жизни.

(1) Два дня и три ночи бе­си­лась не­по­го­да, на тре­тий день улег­лась.(2) Ветер стих, не­ожи­дан­но усту­пив ти­ши­не и мо­ро­зу. (3) Ма­ли­но­вый сол­неч­ный шар кос­нул­ся края не­бес­ной ла­зу­ри. (4) Он всплы­вал из-за леса, умень­ша­ясь и пла­вясь в сли­ток зо­ло­та. (5) И вдруг этот сле­пя­щий сли­ток быст­ро от­де­лил­ся от го­ри­зон­та.

(6) Вся лес­ная сти­хия при­ня­ла не­ви­дан­но ска­зоч­ный образ. (7) Без­бреж­ная, не­по­роч­но чи­стая го­лу­бая ла­зурь была тем гуще, чем даль­ше от солн­ца. (8) На дру­гом не­бес­ном краю ещё уми­рал сизый су­мрак ночи. (9) Месяц, ясно и чётко от­те­ня­е­мый этим свет­лым су­мра­ком, блед­нел над ле­са­ми, когда снега за­ис­кри­лись во­круг. ( 10) Ели, отя­гощённые бе­лы­ми снеж­ны­ми клу­ба­ми, из­ме­ни­ли свои очер­та­ния, но без­молв­ство­ва­ли. ( 11) Кроны ста­рых сосен гордо оста­лись сами собою.

(12) Пар ещё не остыв­ших влаж­ных низин под­нял­ся на уро­вень дре­вес­ных вер­шин и замёрз, рас­сы­пал­ся на сво­бод­ных от снега вет­ках берёз. (13) Несчётные рос­сы­пи мель­чай­ших би­се­ри­нок за­свер­ка­ли на солн­це. (14) С по­след­ним ко­лы­ха­ни­ем ис­че­за­ю­ще­го осен­не­го тепла всё замёрзло. ( 15) Мороз начал не­спеш­но гра­нить, ко­вать, се­реб­рить всё, что имело хоть самую малую долю влаги.

(16) Лес­ная речка, ещё вчера бе­жав­шая нав­стре­чу ме­те­ли, на­ча­ла сдав­ли­вать­ся се­реб­ря­ны­ми зуб­ца­ми. (17) Про­зрач­ный лёд смело на­пол­зал на се­ре­ди­ну струи, сужая во­дя­ной ток проч­ным пан­ци­рем.

(18) И всё во­круг бес­шум­но сияло, свер­ка­ло, ис­кри­лось от мо­роз­но­го света.

(1) Я про­сы­па­юсь от хо­ло­да. (2) Вы­ле­заю из-под оде­я­ла, иду во двор за по­ле­нья­ми. (3) С де­ся­ток по­ле­ньев несу в дом. (4) На­щи­пал лу­чи­ны и за­то­пил печь. (5) Запах огня был чист и резок. (6) Дым, белый как снег, пошёл в трубу, и я долго смот­рел на него.

(7) Через не­сколь­ко часов на небе по­ка­за­лось яркое сол­ныш­ко.

(8) Его лучи стали про­ни­кать через не­плот­но при­творённые став­ни, зо­ло­ти­ли из­раз­цо­вую печь и стены. (9) Какие толь­ко пе­ре­ли­ва­ю­щи­е­ся на солн­це крас­ки здесь не иг­ра­ли!

(10) Печь уже тре­ща­ла. (11) Я взял две бадьи и пошёл за водой. (12) Вы­со­ко на­топ­тан­ная тро­пин­ка зве­не­ла под ва­лен­ка­ми фар­фо­ро­вым зво­ном. (13) Снег на солн­це был до того ярок и све­тел, что глаза не­про­из­воль­но щу­ри­лись, а в тени от домов чётко ощу­ща­лась глу­бин­ная снеж­ная си­не­ва.

(14) На­брав воды, я пошёл домой. (15) Ды­ша­лось легко, глу­бо­ко. (16) Я не слы­шал сво­е­го серд­ца. (17) Дома налил воды в са­мо­вар, на­брал в же­лез­ный совок ру­мя­ных, уже успев­ших на­го­реть углей и опу­стил их в нутро са­мо­ва­ра. (18) Са­мо­вар за­шу­мел почти тот­час же.

(19) Я рас­крыл банку сгущёнки, за­ва­рил чай и на­ре­зал хлеб. (20) Хо­ро­шо-то как!

(1) Ни­ки­та проснул­ся с пред­чув­стви­ем сча­стья, по­то­му что дол­жен был на­ко­нец прий­ти обоз с обе­щан­ным дедом Ни­ки­фо­ром по­дар­ком. (2) Маль­чик по­ско­рее одел­ся и вышел во двор.

(3) Утро было ясное и мо­роз­ное. (4) Над всей де­рев­ней сто­я­ли стол­бы си­не­го дыма. (5) За ночь на де­ре­вьях ещё гуще лёг иней, а огром­ные то­по­ля над пру­дом со­всем опу­сти­ли за­сне­жен­ные ветви.

(6) Вско­ре Ни­ки­та уви­дел, что на до­ро­ге, пра­вее де­рев­ни, по­яви­лись возы. (7) Один за дру­гим они вы­полз­ли из овраж­ка и по­пле­лись по до­ро­ге вдоль пруда к пло­ти­не. (8) Всего в обозе было шест­на­дцать саней. (9) Ло­ша­ди шли бодро, хло­па­ли кнуты, пар стоял над обо­зом.

(10) Пер­вым въе­хал на двор во главе обоза Ни­ки­фор, ко­ре­на­стый ста­рик в ва­лен­ках, об­мо­тан­ных верёвками. (11) Он обер­нул­ся и крик­нул тем, кто был по­за­ди:

(12)  — Эй, за­во­ра­чи­вай к ам­ба­рам, а по­след­ний воз к дому.

(13) Когда этот воз при­бли­зил­ся, Ни­ки­та не сразу понял, что на нём лежит. (14) Это было что-то боль­шое, стран­ной формы, зелёное, с длин­ной крас­ной по­ло­сой. (15) У маль­чи­ка за­би­лось серд­це. (16) На санях ле­жа­ла, скри­пя и по­ка­чи­ва­ясь, двухвёсель­ная кру­то­но­сая лодка. (17) Сбоку лодки из саней тор­ча­ли два зелёных весла и мачта с мед­ной ма­ков­кой на конце.

(18) Так вот какой был по­да­рок, обе­щан­ный дедом Ни­ки­фо­ром!

(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) Это лето было на ред­кость зной­ным. (2) Ве­че­ра сто­я­ли душ­ные, тихие, даже ночь не при­но­си­ла об­лег­че­ния. (3) Вот и се­год­ня ка­за­лось, что в гу­стом, тя­гу­чем воз­ду­хе бук­валь­но за­сты­ли и город, и река и ничто не смо­жет ожи­вить их. (4) И вдруг за­жглась пер­вая звез­да, за ней дру­гая, и вско­ре всё небо по­кры­лось звёздным узо­ром, рос­сы­пью огонь­ков от­ра­зив­шим­ся в реке.

(5) В доме на бе­ре­гу не спал ма­лень­кий маль­чик. (6) Он смот­рел на звёзды и видел не­ве­до­мый, фан­та­сти­че­ский мир, в ко­то­ром живут не­обык­но­вен­ные су­ще­ства и доб­рые, щед­рые и мо­гу­ще­ствен­ные люди. (7) Вот Ко­зе­рог, а вот со­звез­дие Во­до­лея. (8) Во­до­лей  — это ска­зоч­ный ко­роль, ко­то­рый вы­тя­нул руку, чтобы с его ла­до­ни па­да­ла вниз, на Землю, се­реб­ря­ная струя. (9) А вон Скор­пи­он, Телец, Дева, Рыбы... (10) Огром­ный не­бес­ный мир, пол­ный жизни!

(11) Маль­чи­ку вдруг вспом­нил­ся ба­буш­кин рас­сказ о далёких вре­ме­нах, когда люди ве­ри­ли, что звёзды  — это се­реб­ря­ная на­кид­ка, укра­ша­ю­щая го­ло­ву неба, и что по ним можно опре­де­лить, сколь­ко живых душ оби­та­ет на земле. (12) Ро­дил­ся че­ло­век  — за­жглась звез­да, отдал Богу душу  — и звез­да за­ка­ти­лась, по­гас­ла. (13) Боль­шие и яркие звёзды при­над­ле­жат кня­зьям, царям, а ма­лень­кие и туск­лые  — не­удач­ни­кам и бед­ня­кам, самые же кро­шеч­ные, еле раз­ли­чи­мые гла­зом  — всем осталь­ным су­ще­ствам: пти­цам, рыбам, жи­вот­ным.

(14) Ма­лень­кий ху­дож­ник не спал до рас­све­та, мыс­лен­но рисуя одну кар­ти­ну за дру­гой в ожи­да­нии зав­траш­не­го дня, когда он смо­жет взять в руки кисть.